Фаддей Булгарин. «Иван Выжигин» (часть 21 — часть 30)

Я более уважаю французского кучера или повара, нежели русского князька, подражающего лордам и маркизам в их причудах и странностях.

Каждый хвалил своих собак, лошадей и своих охотников, рассказывая любопытные анекдоты о знаменитых победах, одержанных над волками и медведями.

Я бросилась в беспамятстве бежать к лесу, и, невзирая на холодную, сырую погоду, на темноту ночи, шла наудачу, пробираясь между кустарниками.

Матушка совершенно выздоровела. Но красота ее исчезла: лицо покрылось рубцами и рябинами, волосы внезапно поседели, глаза потеряли живость.

Бывало, придешь к вельможе: он лежит себе в халате на диване, а перед ним стоят стрункою князья и генералы и ожидают сигнала плакать или смеяться.

Я остался один в Москве и очень соскучился. Сердце мое чего-то жаждало; я искал наслаждений и не находил.

Надлежало повиноваться, или, лучше сказать, не надлежало, но хотелось повиноваться — и я замолчал.

Ремесло фальшивого игрока соединяет в себе все пороки. Нет такой подлости, на которую бы он не решился, чтобы заманить в свои сети человека.

В первый раз я потерял свободу от любви к ней; теперь, потеряв свой капитал, попал в общество грабителей и сделался участником их обманов.