ПРИБЛИЖАЯСЬ К ПСКОВУ (часть 5)

Булгарин Ф. В. Путевые заметки на поездке из Дерпта в Белоруссию и обратно весною 1835 года.
Часть 4.

Какое множество в России собраний эстампов, литографий! Кто теперь не имеет небольшой коллекции видов, портретов? Кто из нас не знаком со Швейцарией, с Италией, с берегами Рейна, хотя б он и не бывал в тех местах!

А у кого есть собрание русских видов? Где модели русских развалин? Неужели они не стоят кисти или резца художника? Стоят, во всех отношениях стоят! Нейгаузен, Печоры, а особенно древний, священный для русских Изборск заслуживают внимания художника, хотя бы они были даже не русские. Правда, что здесь небо не темно-голубое, как в Италии и в Испании, что здесь горы не упираются в облака и в долинах нет переливов зелени от тополя до мирта и померанцевого дерева. Этого здесь нет.

Но наша северная природа имеет свои прелести, более для нас понятные, с ними свыклось наше зрение.

Наши душистые ели, наши плакучие березы, наши великолепные липы также образуют прекрасные группы, наши зеленеющиеся холмы ярко блестят в лучах солнца, широко расстилаются наши северные реки, а наши развалины, украшая собою ландшафты, красноречиво говорят русскому сердцу. Если бы эти сельские виды, эти великолепные развалины перенесены были на холст чудной кистью нашего Воробьева, если б развалины Изборска оживлены были гением Брюлова, картины эти были бы драгоценнее для русских видов «Гнилого мор» [Известная картина г[-на] Воробьева — Ф.Б.] и «Последнего дня Помпеи».

На небольшом пространстве между Нейгаузеном и Изборском можно выбрать предметы для целой картинной галереи, для огромного портфеля, призвав на помощь предания русской старины.

Сюда, русские художники! На вас лежит священная обязанность сохранить для потомства разрушающиеся памятники русской славы, показать целой России места подвигов и могущества предков!

Пошлости, скажут наши противники. Пусть говорят, что им угодно. В течение пятнадцати лет мы говорили одно и то же: не должно воспитывать детей наших дворян за границей, не должно поверять детей наших иноземным пришлецам;

не должно говорить по-французски там, где можно и должно говорить по-русски, стыдно и грешно тем родителям, которых дети не умеют даже молиться Богу по-русски.

Эти темы мы представляли публике в тысячных вариациях. Противники наши гневались и насмехались над нами, а мы дожили до того, что часть желаний наших уже сбылась.

Дождемся, может быть, и того что картинные наши галереи украсятся русскими видами,

что мы будем иметь гравюры русских развалин, с красноречивым описанием, что отличные художники и литераторы займутся этим благородным делом и найдут ободрение. Велик русский Бог!..

Но вот гигантская глава Псковского собора выглядывает из-за облаков! Еще двадцать верст до Пскова!

Вихрем мчатся русские кони, весело напевает русский ямщик, чтоб заставить меня забыть черепашную лифляндскую почту, ледяных лифляндских почтальонов.

Но мне грустно. Вот уже раскрылся передо мной, во всю длину, остов одного из северных великанов! Вот наконец Псков, брат Новгорода Великого, друг Ганзы, грозный враг Ливонского ордена? Далеко разбросаны по полям кости великана!

Нынешний Псков есть только цветок на могиле прежнего…

У нас есть почтенные ученые, которые теперь еще доискиваются причин упадка Пскова, есть остроумцы, которые недавно доказывали, что Новгород и Псков не были республиками или вольными самостоятельными государствами, как Генуя и Венеция, а были только муниципальными городами. Почтенному ученому, отыскивающему причины упадка Пскова, мне нечего говорить, если история упадка Ганзы и построения Петербурга ему не сказали ничего об этом предмете, а с остроумным писателем, ниспровергающим древнее существование государств Псковского и Новгородского, я мог бы поговорить, если б не был уверен, что он все знает лучше меня и говорит парадоксы для того только, что он любит собак, лошадей, цветы или деревья. У всякого свой вкус.

Что такое значит муниципальный город? Город, имеющий свои привилегии, из которых главная состоит в том, чтобы избирать из среды граждан своих правителей города или членов магистрата и распоряжаться независимо городскими доходами… В средние века, когда феодалы и европейские государи имели нужду в деньгах для крестовых походов, многие города купили себе муниципальные права, которыми прежде управлялись знаменитейшие города Римской империи.

Марсель, например, был муниципальным городом до самой Французской революции.

Но эти муниципальные города признавали над собою власть государя, покорялись его губернаторам в полицейском отношении и в делах вне коммерческого и административного круга состояли в ведении парламентов и всех вообще государственных судилищ. Муниципальные города не то, что вольные города, не то, что Гамбург, Франкфурт и Любек.

Вольные города мы должны помнить независимыми, самостоятельными государствами.

Если Гамбург, Франкфурт и Любек не имеют того весу в политике, что Англия и Франция, то это оттого только, что эти города не имеют столько народонаселения, столько доходов, как Англия и Франция, а следовательно, не могут иметь столько войска. Но нравственно и политически Гамбург, Франкфурт и Любек совершенно равны Франции, Англии, Голландии, всем самостоятельным, независимым государствам, потому что эти вольные города подчинены своим законам, своим правителям, и суть только союзниками или нераздельными членами Германского союза, радеющего и пекущегося о благе и самостоятельности всех государств Германии.

Псков и Новгород, две древнейшие колонии славянские на Севере, не признавали никого своим властелином.

Говорили: «Господин ты наш, Великий Новгород». Князья в Пскове и в Новгороде были то же, что штадгудеры в Голландии. Они избирались по достоинству и удалялись, когда хотели нарушить права города. Тогда в России еще не было единодержавий, тогда в России еще не было общего хозяина, а потому Пскову и Новгороду некого было признавать властелином. Великий князь Киевский или Владимирский или Московский и всея Руси — был только титул, так сказать, право председательства в сейме князей русских. Новгород и Псков не получали приказаний от князей всея Руси, а входили с ними в союзы, когда находили это выгодным для себя. Псков и Новгород имели обширные провинции, имели сильное войско, имели своих данников и союзников. Разве это муниципальность?

Но зачем я пустился в рассуждения и доказательства? Мне не убедить остроумного моего противника, а если б дошло до спора, то он закидал бы меня своими остроумными парадоксами. Я даже люблю его забавные, веселые парадоксы, они часто развлекают мою хандру. Все верят в России в Псков и Новгород, следовательно, надобно уничтожить это верование. Все читают с удовольствием Бальзака, Жанена и других, следовательно, надобно доказывать, что они безграмотные, бестолковые, бесталанные писатели… Чтоб быть интересным, чтоб обратить на себя внимание, чтоб заставить глядеть на себя, надобно непременно стукнуть в общее мнение.

Так сделал Руссо, написав ответ Дижонской академии. Так сделали многие, и так будут делать многие, и достигнут своей цели. Но для этого надобно много ума! О, конечно — без ума, остроумия, начитанности и смелости нельзя шагнуть на этом поприще… Поздравляем — но не завидуем!..

Полный текст с комментариями автора (Ф. Булгарина) и специалиста по эпохе (А. Федуты) читать здесь:

Булгарын Фадзей. Выбранае; уклад., прадм. і камэнтар А.І. Федуты. – Мн.: Беларускі кнігазбор, 2003. – С. 171 – 223.