ПСКОВ (часть 6)

Булгарин Ф. В. Путевые заметки на поездке из Дерпта в Белоруссию и обратно весною 1835 года.
Часть 5.

Но вот уже я переехал Великую. «Душа на Волхове, а сердце на Великой», — говорили предки, славяне северные. Вот я в стенах Пскова! Настала ночь.

Воет ветер, снег, град, дождь, все вместе сыплется и льется из черных облаков. Проницательный холод. Это майские северные гости!

Спешу в немецкий трактир. Во всех углах земли есть немецкие трактиры. В целом свете немцы услуживают за деньги. Спасибо им за это! Ведь немцы здесь не чужие, со времен Ганзы. Предоставляю ученым решить: были ли здесь немцы трактирщиками во время Ганзы, и были ли здесь трактиры, но что здесь были немецкие сапожники и портные, за это можно поручиться. Куда только может пролезть шило и игла, туда проберется немецкий сапожник и портной. Все это прекрасно, но жаль только, что дети их стыдятся отцовского ремесла и непременно хотят быть чиновниками и дворянами. Зачем это?

От древнего Пскова не осталось никаких величественных памятников. Великолепный Троицкий собор был несколько раз возобновляем, и, кроме подземных ходов и гробниц, в нем все почти новое. Сохранились остатки городских стен, складеных из плиты, и огромные амбары из плиты же, с развалинами стены, известные под именем Поганкиных палат.

Судя по обширности, занимаемой древнею городскою стеною, старинный Псков был велик и мог вмещать в себе по крайней мере до двухсот тысяч жителей.

Теперь в нем до девяти тысяч жителей обоего пола и до тысячи домов вместе с казенными зданиями, а в том числе только сто семнадцать каменных. Почти везде между домами порожние места, где, вероятно, прежде были дома. Благодаря нынешнему попечительному управлению, Псков имеет вид какой-то свежести. Порожние места застроены заборами, дома выкрашены и выбелены, ветхие крыши исправлены, улицы исправно вымощены и содержатся в чистоте, а для пешеходов устроены тротуары, по Мак-Адамовой системе, т. е. насыпные, булыжником и укатанные, крепко. Лет за двадцать пред сим всего этого не было и город имел вид печальный и унылый.

Удивительно, что здесь на 9000 жителей 37 каменных и одна деревянная церковь, между тем как в Дерпте, при 10 000 жителей, всего одна лютеранская и одна греко-российская церкви!

Это делает честь благочестию псковитян.

Просвещение здесь также стало приметно возрастать. Гимназия, бывшая прежде в упадке, теперь в хорошем состоянии, и Благородный пансион при ней с каждым днем поселяет более доверенности к себе в отцах семейства. Здесь есть также семинария, а всего в духовных и светских училищах обучается до полторы тысячи юношей.

Полагая в городе до 5000 жителей мужского пола, следует, что число учащихся содержится к числу жителей, как 1,5 к 5.

Это утешительно! Очевидно, что потребность просвещения делается у нас повсеместною. Но для образования женского пола здесь мало средств, как и вообще везде по губерниям, исключая Остзейские провинции. Матери будущего поколения, от которых зависят первые впечатления, первые понятия и ощущения, стоят того, чтоб пещись о них.

От просвещения женщин зависит просвещение, даже характер народа. Это почти аксиома.

Я только был проездом в Пскове, не имел времени осматривать ни церквей, ни каких-либо общеполезных заведений. Несколько часов, проведенных мною в этом городе, я употребил на то, чтоб осмотреть город и поговорить с жителями об их житье-бытье.

Изустная статистика вернее печатной, и живой человек любопытнее древних стен.

«А какова здесь торговля?» — «Плоха». — «А промышленность, фабрики?» — «Плохи». — «От чего же?» — «Во-первых, нет капиталов, потому, что кто побогаче, тот идет в откупа, в подряды или переселяется в Петербург и там торгует. Во-вторых, торговать здесь нечем и не с кем». На это ответ: «Попробуйте торговать компаниями… Таким образом расторговались англичане, голландцы и американцы.

Десять тысяч рублей ничего не значат, а сто раз десять составляет миллион.

Если миллион в обороте дает двадцать процентов, то на десятитысячный пай (или акцию) придется барыша две тысячи, и так, чем больше капитал в обороте, тем больше и вернее прибыль. Чем торговать! А льном, а пенькой, а кожами, а хлебом! С кем торговать? С Ригой. А разве нельзя завести полотняных фабрик, выписать мастеров, машины? Ведь у нас недостаток в хорошем полотне! Полноте, господа! была б охота, деятельность, терпение (двойное терпение, немецкой работы), а раз-житься и расторговаться можно, особенно, составив общество или компанию». — «Хорошо бы, да как за это взяться, кому поручить дело!» — «Вот уж это до меня не касается, господа, прощайте».

«Что это значит, что я встречаю так много хороших экипажей? Отчего это все чиновники так чисто и опрятно одеты? Не праздник ли сегодня? В дороге я, право, не заглядывал в календарь». — «Нет-с, сегодня не праздник, и эти господа идут и едут к должности. Это губернские чиновники». Я покачал головою сомнительно, но меня образумили. «Извольте видеть, прежде наше дворянство, кто побогаче, да повоспитаннее, то все валило в Петербург, на службу.

Служить в губернии почти стыдились. Теперь дело это приняло другой оборот.

Наш губернатор, изволите видеть, здешний родич и был долгое время сперва уездным, а потом губернским предводителем дворянства, избираемый единодушно и единогласно. Он всех знает, и его здесь все знают, так все и хотят служить с ним. А он, разумеется, берет только тех, кто получше да поспособнее. Так вот наше лучшее дворянство и нашло себе случай быть полезным отечеству, не рыская по свету. А от этого двойная польза. В нашем городе нет роскоши и промотаться не на чем. Сам начальник хотя гостеприимен и радушен, по старому русскому обычаю, но не любит ни пиров, ни картежной игры, ни лишнего щегольства и мотовства, так и все за ним живут хотя приятно, каждый по своему состоянию, но не мотовато.

Если б вы пожили здесь, особенно зимой, то, право, не захотели бы в Петербург.

Собрания здесь очень часты, но не разорительны, и общество самое приятное. А главное, чтоб быть принятым хорошо, надобно служить хорошо и вести себя прилично званию. Так вот у нас и истребилось прежнее удальство, картеж, попойки, — все это сделалось преданием. Не верите мне, спросите у кого хотите. Вот, сударь, что значит один человек! Вот у нас в России нужен только пример и поощрение, а при нынешнем ходе просвещения все улучшения у нас удадутся». Я от радости обнял рассказчика. Мне хотелось взглянуть на почтенного мужа, о котором шла речь. Его не было в городе.

Изустная статистика вернее печатной, и живой человек любопытнее древних стен.

Полный текст с комментариями автора (Ф. Булгарина) и специалиста по эпохе (А. Федуты) читать здесь:

Булгарын Фадзей. Выбранае; уклад., прадм. і камэнтар А.І. Федуты. – Мн.: Беларускі кнігазбор, 2003. – С. 171 – 223.