СЕБЕЖ (часть 12)

Булгарин Ф. В. Путевые заметки на поездке из Дерпта в Белоруссию и обратно весною 1835 года.
Часть 11.

Себеж. Опять прелестнейшее местоположение, и опять жидовские хижины и жидовская нечистота!

Себеж уездный город, который можно спрятать в подьяческий карман, лежит на полуострове, соединяющемся с твердою землею весьма узким перешейком.

Озеро окружено со всех сторон холмами и зеленью. Вид живописный! Я стал расспрашивать одного мещанина о городе, он мне отвечал: «Кругом вода, а в середине беда!»

Тем бы и надлежало кончить о Себеже, но — русских купцов, людей молодых, любителей всего отечественного, а в том числе и нашей бедной словесности! Русская словесность в Себеже! Ой diableva-t’elle se nicher! Случайно встретясь с этими единственными здесь русскими купцами, я обрадовался, найдя в них, при русском гостеприимстве, ум и добродушие, а от жителей города я узнал, что они пользуются доверенностью всех окрестных помещиков, которые, со времени переселения сюда этих русских купцов, перестали покупать товары у жидов, потому именно, что эти русские купцы торгуют честно и хорошим товаром.

Господа русские торговцы! извольте прислушаться. В Белоруссии много местечек, и почти все они более и лучше Себежа.

Торговать и расторговаться здесь очень можно, только надобно уметь перехитрить жидов. Мудрено, скажете. Ничуть! Ларчик отворяется весьма просто. Стоит только быть честным и иметь хороший товар. До этой хитрости большая часть жидов еще не достигла!

В «Обозрении состояния городов в 1833 году» сказано:

в Себеже 1043 жителя мужского и 1044 женского пола, в Люцине 1095 мужского и только 550 душ женского пола.

Итак, в Себеже одною прекрасною более мужчин, а в Люцине, напротив, мужчин втрое более женщин. Виноват, я никак не заметил в Люцине такого чрезвычайного недостатка в этом драгоценном материале для счастия рода человеческого. Площадь покрыта была прекрасным полом, и пронзительный крик его оглушал меня.

В Люцине бывает знаменитая в тех местах ярмарка, в мае, где особенно можно запастись рабочими лошадьми. Я встретил целые табуны. Почва вокруг Люцина превосходная; в окрестностях Себежа песок и глина. Промышленности нет никакой. В полях — плохо.
От Люцина до Полоцка еду на раках, т. е. на крестьянских лошадях, — истощенных, обыкновенно под весну, ростом с доброго украинскаго теленка. Шесть почтовых лошадей заняты казенною надобностью.

Вот наконец добрался я до одного любопытного места! Вот Клястицы, где было знаменитое сражение в 1812 году. Отсылаю любопытных к «Истории войны 1812 года» г. Бутурлина. Славное местечко для драки!

Есть где разгуляться коннице, есть место для артиллерии и чудесные лазейки для стрелков. У нас обыкновенно говорят и пишут, что Кульнев убит в сражении при Клястицах. Несправедливо. Он убит при деревне Сивошине, при устье реки Нищив Дриссу, при преследовании французов от Клястиц до Полоцка. Кульнев, переплыв реку с своими гусарами, въехал на холм, и лишь только успел взглянуть на отступающего неприятеля, роковая пуля поразила его, и он пал мертв. Здесь воздвигнут ему прекрасный надгробный памятник из гранита, чугуна и бронзы. На памятнике начертаны стихи В. А. Жуковского, из его «Певца во стане Русских воинов»:

Где Кульнев наш, рушитель сил,
Свирепый пламень брани?
Он пал — главу на щит склонил
И стиснул меч во длани!
Где жизнь судьба ему дала,
Там брань его сразила;
Где колыбель его была,
Там днесь его могила.

Последние четыре стиха объясняются здешними жителями следующим образом. Мать героя Кульнева, будучи беременною, возвращаясь в Люцин из Полоцка, почувство-ала себя нездоровою; не доезжая до Сивошина, вышла из экипажа и родила у подножия этого холма, в роще. Не знаю, справедлива ли эта повесть и стихи ли породили сказание, или сказание произвело стихи.

На последней станции до Полоцка застигла меня буря с градом, дождем и снегом.

Шесть каракатиц скакали во всю конскую прыть целую станцию, по горам и оврагам: бодрый белорус кричал и понукал беспрерывно своих коников, и жестоко жарил их плетью. В полночь я приехал в Полоцк, и вообразите мое удивление, когда я удостоверился, что меня везли двадцать пять верст, в темную ночь, по горам и оврагам — без вожжей!

Шесть лошадей без форейтора и без вожжей!

Крестьяне, запрягая второпях и в винных парах, забыли взнуздать лошадей, и мой почтальон, ухватясь за веревку, вообразил, что он держит вожжи, и помчался!

Характеристика белорусского крестьянина! Дом его, упряжь, одежда, домашняя утварь все кое-как и как-нибудь.

Проезжая возле одной мельнички, которая тряслась в основании при каждом повороте колеса, я спросил мельника, как держится эта мельница. «Словом Божиим!» — отвечал он прехладнокровно. Многое, весьма многое здесь держится только словом Божиим!

Здесь господствует пословица: «Бедненький ох, а за бедненьким Бог!»

В Великой России держатся пословицы: «На Бога уповай, а сам не плошай!» Оттого русский мужик дюж, силен и промышлен, а белорус мал, тощ и сонлив. Даст Бог, и белорусы переродятся! Предки их, кривичи, северяне, радимичи, дряговичи, полочане, были славные ребята, добрые и храбрые славянские племена, составленные из крепких, сильных людей. Они приобрели знаменитость в истории. До нынешнего болезненного состояния довели белорусов два зловредные ветра: один, дувший с берегов Вислы, а другой, повевающий с берегов Иордана. Но теперь все идет у нас быстрыми шагами к лучшему, благодаря Богу и царю, авось либо укрепятся и наши белорусы!

Полный текст с комментариями автора (Ф. Булгарина) и специалиста по эпохе (А. Федуты) читать здесь:

Булгарын Фадзей. Выбранае; уклад., прадм. і камэнтар А.І. Федуты. – Мн.: Беларускі кнігазбор, 2003. – С. 171 – 223.